сайт вспомнил известных людей, которых невозможно представить без сигары или трубки.

Марк Твен

Писатель не только активно курил, но и выдавал искрометные афоризмы о своей слабости. Например: «Если я не смогу курить сигары в раю, тогда мне не надо рая». Или: «Чрезмерное увлечение сигарами — это когда вы курите две сигары одновременно». И самый известный: «Нет ничего проще, чем бросить курить! Я делал это сотни раз!».

В кабинете Твена стоял такой густой дым, что писателя не было видно

Когда Твен работал, в комнате стоял такой густой дым, что самого писателя почти не было видно. Примечательно, что даже в годы расцвета и богатства, он курил только самые дешевые американские сигары. Его любимая марка называлась «двадцать пять центов за ящик».

Эдвард VII

С легкой руки короля благородные британцы, поправ этикет, начали курить в общественных местах. Эдвард VII, взойдя на престол, так и сказал: «Джентльмены, вы можете курить!»

Эдвард VII разрешил британцам курить где угодно и когда угодно

Король страстно любил сигары, а потому без сомнений отменил старомодные правила. В благодарность через 30 лет имя короля увековечил в названии сигар американский бренд King Edward.

Зигмунд Фрейд

Без сигар отец психоанализа терял работоспособность, становился неспокойным и чувствовал постоянную усталость. Он курил практически постоянно. Фрейд доказывал, что причина курения кроется в психологических травмах: он утверждал, что курением человек удовлетворяет сосательный рефлекс и компенсирует отсутствие материнской груди. Более того, Фрейд видел в сигаре фаллический символ. Когда же настроения мудрствовать не было, Фрейд говорил: «Иногда сигара — это просто сигара. И ничего кроме сигары».

Фрейд: курение компенсирует отсутствие материнской груди

Закончилась история тем, что в 1923 году у психоаналитика обнаружили рак неба, причиной которого считали как раз курение.

Уинстон Черчилль

«Отберите у меня сигару, и я начну с вами войну», — говорил британский политик. Черчилль пристрастился к курению на Кубе, где работал военным корреспондентом.

Черчилль: «Отберите у меня сигару, и я начну с вами войну"

По одной из версий, количество выкуренных им сигар перевалило за четверть миллиона. За день он мог выкурить до 20 сигар формата double corona и julieta. Имя Уинстона Черчилля дало название сигарам Romeo y Julieta Churchill и целому сигарному формату: любимый размер Черчилля 178×18,65 мм сегодня называют julieta только на Кубе, в остальном мире его зовут churchill.

Иосиф Сталин

Известный своим практически аскетическим образом жизни, Сталин не мог отказать себе в хорошем табаке и качественной трубке. Впрочем, в отличии от «киношного» Сталина, который не расстается с трубкой, в реальной жизни генералиссимус часто курил просто папиросы. Доктора посчитали, что они менее вредны для здоровья вождя, чем курение трубки, а после и вовсе заставили Сталина бросить курить.

Марлен Дитрих

Курить актриса начала во время войны — чтобы заглушить чувство голода. А затем сигарета стала частью образа. Дитрих ввела в женский гардероб мужской костюм, цилиндр и обозначила новый фетиш — игру с сигаретой. В 1965 году ей диагностировали рак. После этого известия Марлен Дитрих сразу же бросила курить.

Эрнесто Че Гевара

Легендарный революционер пристрастился к курению, когда понял, что табачный дым облегчает приступы астмы, которой Че страдал с детства. С тех пор сигара и Че Гевара стали неразлучны. В каждом новом партизанском лагере Че организовывал «маленькую табачную фабрику», на которой скручивались сигары для себя и комрадов.

Фидель Кастро

Кубинский лидер — пример человека, который, будучи курильщиком всю жизнь, в конце концов, победил пагубную привычку. После 44 лет курения Кастро призвал соотечественников последовать его примеру и отказаться от табака. Сегодня на Кубе, где курит почти половина населения и где производятся знаменитые сигары, введены жесткие меры против курения в общественных местах.

Фидель Кастро отказался от табака после 44 лет курения

Джон Кеннеди

Американский президент обожал кубинские сигары. Даже подписывая в 1962-м указ о введении экономического эмбарго в отношении Кубы, Кеннеди тайком попросил своего секретаря заказать побольше сигар — чтобы хватило надолго.

01.10.2010 17:03

Мир знал немало самозабвенных курильщиков, но этот одетый с иголочки темноглазый строгий доктор, всегда державшийся пуританином и не позволявший себе почти никаких излишеств, был не просто большим любителем сигар. Для него это была не привычка, не стиль жизни, не удовольствие. Это была страсть, непреодолимая, разрушительная, смер­тельная.

Пациенты, побывавшие на приеме у Фрейда, всегда вспоминали одну и ту же картину: отец психоанализа неизменно встречал их в своем кабинете, окутанный густым сигарным дымом. Он курил сигары всю жизнь, выкуривая до двадцати штук ежедневно.

Создатель мифологии инстинктов, он, конечно, нашел в своей догматичной системе мес­течко и для сигары, превратив ее в один из характерных символов. Но это был, пожалуй, тот единственный символ, про который сам его изобретатель, не допускавший отступле­ний от правил и не терпящий оппонентов, мог сказать: «Иногда сигара – это просто си­гара. И ничего, кроме сигары». И тем самым поставить ее над всем прочим упорядочен­ным мирозданием.

Психоанализ не оставляет вопросов без ответов. Если вы курите, значит, есть причина. Дедушка Фрейд построил для нас универсальный стенной шкаф из доисторических досок. В нем десяток-другой грубо сколоченных полочек, по которым бесчеловечно разложены все сокровища человеческой психики: поступки, порывы, мечты, сны…

Психоаналитик обращается к младенчеству. Не слишком ли рано мать отняла вас от груди? Судя по всему, она поторопилась. Вы недополучили свою порцию материнского молока, вы были травмированы, произошла фиксация на оральном компоненте детской сексуальности. Вот вам невроз, курение – его сублимация, подмена сигарой материнской груди. Да, кроме того, не забудем об онанизме, «главном наркотике» человечества. Все прочие наркотики, в том числе алкоголь и табак, – это всего лишь его замена, совершае­мая из страха перед карающей кастрацией. Эта версия незаменима, если мать кормила вас грудью до трехлетнего возраста, а вы все-таки не расстаетесь с сигаретой. Если же добавить, что сигара еще и очевидный фаллический символ, курение оконча­тельно утрачивает характер невинного удовольствия.

Но Фрейд умер, и голос возвысили фрейдисты. Они пошли дальше учителя, позволили себе отвлечься от темы неврозов и извращений. Их ассоциации закрепились в культуре, и учение приобрело слегка прикладной характер. Теперь мы знаем, что, куря сигару, муж­чина демонстрирует свою мужскую сущность и намекает на истинные желания. Спраши­вая у дамы разрешения закурить, он явно неискренен. Он флиртует с ней, их диалог – тайный сговор. Если же женщина сама курит, это выглядит совсем откровенно.

Но вернемся к тому, с чего начинали. «Иногда сигара – это просто сигара». Особенно то­гда, когда ее курит сам психоаналитик.

Просто сигары

Про Фрейда говорили, что он зависел в жизни только от двух вещей – от младшей дочери Анны и от сигар, причем дочь появилась в его жизни значительно позже, чем привычка к курению. Он пристрастился к сигарам очень рано и не мог отказаться от них даже тогда, когда этого требовали здоровье или крайняя бедность.

В юности, будучи младшим врачом общей больницы и получая унизительно скудную зар­плату, он с иронической гордостью писал своей невесте, что потратил «шесть пенсов на сигары и два пенса на шоколад». Во время Первой мировой, зимой 1918-го, когда в Вене не было даже топлива и приходилось рубить на дрова заборы, когда ежедневный мучной рацион был снижен с двухсот граммов до ста пятидесяти, картофель был на вес золота, варенье варили из репы, а самые бедные венцы уже начали есть кошек и собак, в списке необходимых продуктов, составленном в доме Фрейдов, сигары стояли на первом месте, а после них шли мука, жир и бекон (к тому времени доктор Фрейд врачевал души весьма состоятельных пациентов).

В тридцать восемь впервые дало знать о себе сердце: нарушения сердцебиения, слабость, подавленность, затрудненность дыхания. Пришедший врач наложил на сигары строжайший запрет.

Но период воздержания продлился недолго. Фрейд жаловался, что, отлученный от сигарного дыма, он «абсолютно неработоспособен, просто убит». Он верил, что именно сигарам обязан «колоссальной интенсификацией» своего труда, что без них он не может написать ни строчки.

Сигары могли быть спасением, могли быть опасностью. В январе 1911-го, работая по вечерам за столом в кабинете, Фрейд снова стал чувствовать себя нехорошо. По ночам его мучила головная боль, днем – забывчивость, и Фрейд в панике решил, что это знаки наступающей старости (в тот момент ему было пятьдесят четыре, и он очень боялся смерти). Но тут кто-то обнаружил утечку газа из резиновой трубки его настольной лампы. Каждую ночь он медленно отравлял себя. Узнав об этой истории из его письма, Юнг удивился:

– Неужели никто не слышал запаха газа?

– Я сидел, окутанный дымом сигары, – объяснил Фрейд. И прибавил, что очень гордится тем, что не приписал своих недомоганий неврозу.

Университет Кларка в Вустере, штат Массачусетс. Фрейд приглашен сюда для чтения лекций. Он впервые в Америке, и его здесь принимают как знаменитость. В здание университета он входит, куря сигару. Нужно подняться на третий этаж. Женщина-швейцар вежливо указывает ему на табличку с просьбой: «Не курить». Фрейд кивает и идет дальше, не оставляя сигары. Эта сцена повторялась в течение трех дней, после чего женщина отступила.

Не то чтобы он был дурно воспитан. Точно так же четверть века назад в Париже он принимал кокаин для поддержания духа, чтобы свободно общаться с богатыми и знаменитыми гостями своего учителя, профессора Шарко. «В Европе я чувствовал себя так, словно меня презирают, а в Америке меня принимали как равного выдающиеся люди». Без допинга его нервы не могли этого вынести, потому что его собственное подсознание было напичкано невротическими фиксациями. Портрет курильщика Фрейда – это портрет человека и его комплексов.

«Золотой» Зиги

Мама Амалия всегда называла его «золотым Зиги» – несмотря на то, что он с рождения был черноволосым. Первенец, он всегда был ее любимцем. Зиги родился «в рубашке», и акушерка, принимавшая роды, решила: быть ему великим человеком. Несколько лет спустя странствующий поэт, на ходу писавший стихи для посетителей кафе, предсказал Зиги будущность министра. Родители верили в предсказания и лезли из кожи вон ради старшего сына. Оплата университетского обучения, счета в книжной лавке, микроскопы… Если в семье появлялись лишние деньги, они всегда тратились на него. Зиги был самой большой надеждой. Все были заинтересованы в том, чтобы этот мальчик преуспел, и он считал такое положение вещей совершенно естественным.

Девочки семейства Фрейд, многочисленные сестры Зиги, как и все венские девочки середины XIX века, мечтали играть на фортепиано. В один счастливый день у них дома появился-таки музыкальный инструмент, купленный на скопленные всей семьей деньги. Но надолго не задержался. Брат жаловался, что не может жить в одной квартире с пианистками: музицирование мешает его мыслительной деятельности. У него был свой кабинет, правда небольшой, но все же отдельный от остальных. Однако стены оказались слишком тонкими, чтобы блокировать детские гаммы и этюды. Девочки вздохнули, и отец Якоб Фрейд вернул фортепиано в лавочку. Мыслителю в то время было десять лет.

Одна из сестер, Анна, вспоминала впоследствии, как домашний тиран Зиги запретил ей читать Бальзака и Дюма, дабы литература не повредила ее нравственности. Ей было пятнадцать, тирану – семнадцать. Год спустя он сыграл главную роль еще в одном важном событии ее жизни. Богатый дядюшка из России приехал в Вену просить руки Анны Фрейд. Дядюшка был немолод, имел детей от предыдущего брака, зато предлагал невесте роскошь и уверенность в будущем. Вряд ли его возраст и дети были бы серьезной помехой для брака: Якоб Фрейд сам был на двадцать лет старше жены Амалии и имел двух сыновей ее возраста.

Фрейды были довольны открывавшейся финансовой перспективой, дядюшка – невестой. Но нужно было посоветоваться со старшим сыном, который уже учился на первом курсе Венского университета. Зигмунд сказал, что дядюшка – старый греховодник и лучше ему сразу убраться обратно в Россию. Оспорить его решение никто даже не пытался.

Аскетизм и либидо

Консервативные современники считали Фрейда извращенцем и чуть ли не сексуальным маньяком. А что еще они могли думать о человеке, который свел смысл вселенной к учению об основном инстинкте? Они были очень наивны, эти современники. Трудно даже представить себе, как глубоко они заблуждались.

Что бы там Фрейд ни писал о человеческой сексуальности, в этом вопросе он был теоретиком, а не практиком. В тридцатилетнем возрасте он женился по любви на девушке из приличной мещанской семьи, с которой Фрейды дружили домами. Брака пришлось ждать четыре года – Зигмунд был слишком беден, чтобы заводить семью. Все это время влюбленные обменивались письмами, в которых жених вел себя довольно-таки истерично: ревновал невесту к собственным фантазиям, упрекал в чрезмерном послушании матери, поучал, угрожал разрывом и суицидом, а в качестве утешения засыпал в конверты кокаин – для бодрости.

Марта была первой и единственной женщиной его жизни. Им потребовалось восемь лет брака, чтобы произвести на свет шестерых детей, и на этом они остановились. Беременности были куда продолжительнее секса и переносились куда тяжелее, ртов в семье становилось все больше, любые виды контрацепции доктор Фрейд считал чрезвычайно опасными для психики, и уж конечно еще опаснее был постоянный страх зачать очередного потомка. В итоге в семье было принято решение раз и навсегда оставить половую жизнь, и один из друзей Фрейда получил письмо, сообщавшее: «Я перестал заводить детей».

Декадентская Вена рубежа XIX–XX веков отнюдь не отличалась строгостью морали. Как и во многих городах того времени, здесь снисходительно относились к мужчинам среднего класса, желающим поразвлечься. Сибаритствующие горожане с легкостью прощали себе многие грешки. Состоятельным мужчинам было несложно найти молоденьких и миловидных актрис, белошвеек, продавщиц, которые так нуждались в деньгах! Для всеобщего удобства было придумано множество важных мелочей: маленькие гостиницы, закрытые купе, холостяцкие квартиры, отдельные кабинеты в ресторанах. Солидные семьи брали в услужение здоровых и привлекательных молодых женщин, чтобы подрастающие сыновья постигали азы сексуальной жизни в безопасном родительском доме.

С обычной проституцией тем более не было проблем. Серьезные скандалы из-за прелюбодеяний были редкостью. Вена считалась городом удовольствий, оставаясь при этом сердцем империи и культурной столицей. И только дом на Берггассе, где жил основатель психоанализа, был последним оплотом венского аскетизма. Его обитатели исповедовали принцип сдерживания страстей, доведенный до абсурда.

Антигиппократ

Зиги с детства легко давалось учение. В университете он изучал все подряд: анатомию, логику, физику, зоологию, математику, философию, литературу. И ни на чем не мог остановиться. Во-первых, из-за разносторонних способностей. А во-вторых, потому, что в конечном счете для него важна была не наука, а стремление стать великим ученым. Зиги хорошо помнил предсказание акушерки. И не торопился заканчивать образование, даже когда все-таки остановил свой выбор на медицине. Он учился и учился, хотя каждый университетский год стоил его семье все дороже. Когда Зиги захотел жениться, пришлось задуматься над тем, как самостоятельно содержать семью. Перед Фрейдом встала необходимость заняться частной практикой, и эта необходимость была для него по-настоящему печальной.

Четыре нищих года в общественной больнице Вены, самой крупной европейской больнице такого рода, не способствовали филантропии. Огромные полуразрушенные здания, слабо освещенные палаты, нехватка сестер. Больные давали взятки обслуживающему персоналу, когда им требовалось особое внимание, и неприязненно ежились, когда к ним вваливалась очередная группа студентов-практикантов.

Фрейд относился к пациентам так же равнодушно, как и остальные врачи. Эти плебеи будили в нем досаду: ему пришлось бросить блестящую карьеру ученого, чтобы возиться здесь, на окраине города, с типическими случаями обыденных болезней. Позднее он скажет, что ему не хватило «внутреннего садизма», чтобы стать хорошим врачом. Ведь желание помогать больным – это, по психоанализу, сублимированное стремление причинятьим боль.

В свободное время Фрейд отчаянно искал сенсационное открытие, которое могло бы его прославить. Новых идей не было, жажды успеха – сколько угодно. Как раз тогда в моду – и в его жизнь – вошел кокаин, и Фрейд отчаянно уцепился за чудодейственный порошок, объявив его чем-то вроде панацеи. Через пару лет, когда свойства кокаина были изучены достаточно хорошо, он чуть было не поплатился научной репутацией за свои легкомысленные статьи. В то же время открытие об анестезирующих свойствах кокаина сделал другой молодой врач, коллега Фрейда.

У доктора-новичка, не успевшего ничем себя зарекомендовать, не сразу появляется солидная клиентура. В начале своей карьеры, негодуя и проклиная судьбу, Фрейд ходил по мрачным лестницам чужих домов и плевался от презрения к живущим здесь людям, бедноте «с толстой шкурой и легкомысленными привычками». Подумать только, в этих домах не было даже плевательниц! Консьержки громко жаловались, убирая за ним лестницу, ворчали пациенты, когда он следил на их нехитрых коврах. Все это было так не интересно! Однако приносило годовой доход в сорок пять тысяч фунтов.

Это потом, когда родился психоанализ, страдающие «нервами» аристократы стали съезжаться в Вену со всего мира. С их визитами можно было смириться: гонорары многократно выросли, а сами клиенты давали богатый клинический материал для новых исследований. А если кто-то из них вдруг находил поставленный диагноз абсурдным, Фрейд называл это «сопротивлением бессознательного» и назначал дополнительную порцию «лечения разговорами». Он был ученым-фанатиком, не стеснявшимся подгонять живых людей под свои теории, и не испытывал угрызений совести, когда ставил эксперименты на своих пациентах.

Вот вам показательная история. Однажды к Фрейду обратилась женщина по имени Эмма Экштейн. На ее несчастье, среди прочих проблем у нее обнаружились нарушения женского цикла. Фрейд отослал даму к своему другу, отоларингологу Вильгельму Флису. У них были кое-какие общие идеи. В частности, тот как раз установил мистическую связь между женскими половыми органами и… носом. Это была интересная теория. Флис тут же прооперировал Эмме Экштейн нос, вследствие чего тридцатилетняя женщина чуть не умерла от кровотечения. Фрейд никогда не винил друга за эту бессмысленную и неудачную операцию. Ведь они двигали вперед науку. Только это и было для них по-настоящему важно.

Комплекс Рима

На самом деле Фрейда звали Сигизмундом. Это имя родители дали ему при рождении, и, как назло, это имя фигурировало в ту пору в большинстве немецких анекдотов про евреев. Достигнув шестнадцатилетия, Фрейд сменил Сигизмунда на более благозвучное Зигмунд. Однако проблему таким образом не решил.

Фрейд был евреем, что в националистической Вене времен Австро-Венгерской империи само по себе было достаточно плохо. Кроме того, и по отцовской, и по материнской линии он был выходцем из восточных австрийских провинций, а уж хуже этого трудно было что-либо придумать. Чем «восточнее» был еврей, тем больше «подозрений» он вызывал. Умозрительность этих подозрений ничуть не облегчала жизнь «подозреваемого».

С детства Фрейд питал такую жгучую ненависть к восточным евреям, словно каждый из них был лично виноват в его принадлежности к их несчастному племени. Он хотел быть «другим» евреем.

Однажды отец рассказал Фрейду, как в молодости, во Фрайбурге, он вышел прогуляться в субботу, надев новую меховую шапку. Какой-то агрессивный христианин сбросил с него шапку в грязь и приказал убираться с тротуара.

– Что же ты сделал?

– Вышел на дорогу и подобрал шапку.

Отцовское унижение было шоком для сына. Душа Зиги жаждала мести, католики должны были понести наказание. С возрастом эмоции оформились в доктрину. «Впервые я стал понимать, что значит принадлежать к чуждой расе, и антисемитские настроения среди остальных подсказали мне, что нужно занимать твердую позицию. От меня ожидают, что я должен чувствовать себя ниже их, поскольку я еврей. Я отказался унижаться». Начитанный юноша представлял себя Ганнибалом, воином семитов-карфагенян, с которого отец взял клятву отомстить римлянам. Но, с триумфом переправившись через Альпы со всей своей армией и слонами, Ганнибал заколебался и так никогда и не вошел в Рим. Фрейд должен был сделать это за него.

Это было непросто. Странный «римский комплекс» не давал ему приблизиться к городу. Много раз собирался он в эту поездку и много раз снова откладывал ее. Во время частых путешествий по Италии он иногда останавливался в каких-нибудь 70 километрах от Рима – гораздо ближе, чем Ганнибал, – и с тоской поворачивал назад. Рим снился ему по ночам. Со временем Вечный город стал обозначать для него неисполненные желания.

Прошло много времени, прежде чем Фрейд-младший взял реванш за фрайбургский инцидент. Тем летом он отдыхал с семьей на озере Тумзее. Возвращаясь с сыновьями с рыбалки, он столкнулся с толпой деревенских жителей, издалека кричавших на них: «Евреи! Воры!» В тот же день, чуть позже, целая компания, вооружившись палками и зонтиками, пыталась преградить путь отцу с детьми. Фрейд замахал тростью и пошел прямо на них. Толпа замолкла и безропотно разошлась. Это был триумф Ганнибала, его Альпы. Еще каких-нибудь двадцать лет, и Зигмунд Фрейд наконец оказался в Риме. Комплекс Рима, комплекс национальной неполноценности стал его единственным неврозом, который ему удалось преодолеть.

В 1930-е годы, перед тем как покинуть захваченную нацистами Австрию, Фрейд всячески подчеркивал свое еврейское происхождение. Он называл себя евреем-фанатиком. С этой стороны он был полностью здоров.

Эрос и Танатос

Зигмунд Фрейд был странным сыном, странным мужем и странным врачом. Точно так же и курильщиком он был очень странным. Сигары – утонченное удовольствие для гурманов – для Фрейда были чем-то вроде допинга.

От 30-х годов нам остался немой кинодокумент, показывающий Фрейда в приватной обстановке – в рабочей комнате, у окна, в саду, с собаками. И повсюду – с сигарой. Уже сама манера его курения, хорошо заметная на этой съемке, говорит о многом. Вот сигара описывает стремительную дугу, вот она у рта, тут же вырывается наружу облако дыма, а губы уже сложены в трубочку для очередной затяжки. Торопливые движения, короткие интервалы, автоматизм повторяющихся жестов. Выкуривая по двадцать сигар в день, трудно помнить цену наслаждению.

Он использовал сигары как проверенный рецепт вдохновения, как средство самоутверждения и самозащиты. Без «горящих предметов во рту» Фрейда просто не существовало. Можно предположить, что без них не существовало бы и психоанализа. Он и сам приписывал все свои научные успехи именно сигарам. В самом деле, нет ни одной книги или статьи, написанной без их помощи.

Чувство меры было ему неведомо. Об осторожности он не помнил. Вся его жизнь проходила в сизом сигарном дыму. Он как будто бы продал сигарам душу. Он был в них слепо влюблен, даже приписывал им чудодейственные свойства. «Я был ворчливым и усталым, у меня было сердцебиение и увеличились болезненные опухоли десен… Потом один пациент принес мне пятьдесят сигар, я закурил, повеселел, и раздражение десен моментально спало! Я бы не поверил, если бы это не было так заметно».

Невроз навязчивых состояний – так бы он сам определил свою проблему, если бы видел себя со стороны. Врач видел чудесное исцеление в том, что на самом деле было развивающейся болезнью. Через пять лет у шестидесятисемилетнего Фрейда был обнаружен рак нёба.

Дальше было шестнадцать лет непрерывных страданий. Более тридцати сложных хирургических операций, грубый протез, заменяющий удаленные ткани между ротовой и носовой полостями, сложности с речью и с приемом пищи, постоянная мучительная боль. Но все это вместе взятое так и не заставило его отказаться от курения.

Когда рот уже не открывался достаточно широко для сигары, Фрейд разжимал себе челюсти с помощью прищепки. Сигары были для него важнее жизни. Все получилось точно по Фрейду: по ту сторону Эроса скрывался Тантос, по ту сторону принципа удовольствия пряталось непреодолимое влечение к смерти. Которая и наступила в 1939 году в Лондоне после двойного укола морфием, сделанного лечащим врачом по просьбе измученного восьмидесятитрехлетнего старика. По сию пору это один из самых известных случаев эвтаназии.

Тантос восторжествовал над Эросом, но незадолго до этого дня Зигмунд успел поздравить брата Александра с днем рождения. В подарок он отправил ему весь свой довольно большой запас «гаван» – несколько ящичков и коробок. В сопроводительном письме значилось: «Твой семьдесят второй день рождения, кажется, станет датой нашей разлуки. Возможно, мы еще встретимся, возможно – нет. Поэтому я передаю тебе самое дорогое мое владение – эти сигары. Они помогали мне в жизни и в работе. Наслаждайся ими.

Я уже не могу».

…Это не было похоже на капитуляцию.

Новость о том, что Гарри, племянник Зигмунда Фрейда, попытался бросить курить, слегка обескуражила прославленного дядюшку. Фрейд посмотрел на своего племянника и затем размеренно сказал: «Мой мальчик, курение — это величайшее и самое дешевое удовольствие в нашей жизни. И если ты хочешь отказаться от него, то мне тебя очень жаль».

Решение племянника отказаться от курения было лишено всяческого смысла и логики - так считал отец психоанализа. Действительно, знаменитого врачевателя душ Зигмунда Фрейда сложно представить без сигары. Современники постоянно видели австрийского доктора с сигарой. Да и на фотографиях, дошедших до наших времен, Фрейд часто запечатлен с сигарой.

Зигмунд Фрейд был заядлым курильщиком. Ежедневная потребность в сигарах отца психоанализа составляла не менее 20 штук. Доктор Фрейд курил постоянно: во время своей врачебной практики, написания научных трудов и ежедневных прогулок.

Люди, которые знали Фрейда лично, рассказывали о постоянном табачном дыме, просачивающемся из кабинета доктора. Дым сигары был неким связующим звеном между Фрейдом и его пациентами. Во время сеансов психоанализа Фрейд садился позади своего пациента, чтобы не пересекаться с ним глазами. Голос психоаналитика и табачный дым создавали в кабинете особую атмосферу, которая позволяла Фрейду раскрыть все тайные характеристики человеческого подсознания.

Психоаналитик Рэймонд де Соссюр, лично побывавший на приеме у доктора Фрейда, свои ощущения описывал следующим образом: «Атмосфера в кабинете стояла гнетущая. Это была темная комната, окна которой выходили во двор. Казалось, свет исходил не из окон, а от блестящего проницательного ума доктора. Контакт между пациентом устанавливался при помощи размеренного голоса и табачного дыма от его сигары».

Однако не все были так восхищены курением Фрейда, как его коллега Рэймонд. Сын психоаналитика Мартин вспоминал, как после еженедельных встреч отца со своими коллегами мать убирала пепельницы с его рабочего стола, а комната для бесед наполнялась дымом: «В комнате был густой табачный дым, и у меня это всегда вызывало удивление, как люди могли находиться в ней несколько часов и при этом не умирать от удушья».

Встречи в доме Фрейда с членами Венского общества психоаналитиков проводились каждую среду. Осенью 1902 года Зигмунд Фрейд вместе со своими коллегами как обычно обсуждал теорию и практику психоанализа. Встреча проходила за длинным столом, и все присутствующие ждали появления гуру психоанализа. Стол для бесед стоял не в кабинете у Фрейда, а в смежной с ним комнате. Дверь в кабинет психоаналитика всегда была открыта так, чтобы собравшиеся коллеги могли видеть знаменитую кушетку и кресло позади нее. Фрейд никогда не начинал свои лекции до тех пор, пока все участники Венского общества психоаналитиков не соберутся вместе. Пока коллеги рассаживались за столом, Марта Фрейд расставляла перед каждым участником встречи пепельницы, подносила кофе и раскладывала сигары. Наконец, все были в сборе, и патриарх психоанализа величаво входил в комнату с сигарой, словно актер появлялся на сцене венской оперы.

Зигмунд Фрейд начинал речь, рассказывая коллегам о врачебной практике и делясь идеями. В это время другие психоаналитики лихорадочно записывали в своих блокнотах каждое слово ученого мужа, пыхтели сигарами и искали удобный шанс, чтобы оспорить теории Фрейда. Комната наполнялась табачным дымом, который перемешивался с ароматом свежего кофе, а в доме воцарялась атмосфера высокоинтеллектуального общества.

Для Фрейда и его последователей ритуал курения был неразрывно связан с психоанализом, а сигары имели огромное символическое значение. И хотя однажды доктор скажет свою знаменитую фразу: «Сигара — это всего лишь сигара, и ничего больше», она всегда значила для него очень много. Фрейд попросту не мог работать без сигар. Кто знает, если бы не сигары, то, может, и психоанализа не было бы вовсе.

Впервые Зигмунд Фрейд закурил в возрасте двадцати четырех лет в подражание своему отцу. Яков Фрейд постоянно был занят в ткацком бизнесе, зарабатывая средства пропитания для семьи. С самого раннего детства курение отца ассоциировалось у Фрейда со способностью к тяжелому труду и самоконтролю. Фрейд верил, что сигары были катализатором к любой работе. Уже в преклонном возрасте доктор Фрейд скажет: «На протяжении пятидесяти лет сигары были моей защитой и оружием в неравном бою с жизнью. Я обязан сигарам своей работоспособностью и усилению контроля над собой».

Фрейд был очень организованным человеком. В своем дневнике, помимо повседневных записей, он также регистрировал визиты в табачный магазин, чтобы пополнить запасы сигар. Однако во времена жизни Фрейда сигары были дорогим товаром. Достать их в Вене было весьма не просто, так как австрийское правительство жестко контролировало продажу табака в стране. В своем дневнике Зигмунд Фрейд жаловался на скверное качество сигар Trabucco, продаваемых в Вене. Настоящими кубинскими сигарами психоаналитик мог насладиться только во время своих визитов в баварский городок Берхтесгаден. Любимыми марками сигар у Фрейда были Don Pedros и Reina Cubanas, которые он курил во время отпуска в Германии. Часто от друзей, родственников и пациентов Фрейд получал сигары в качестве подарка. В 1931 году друг психоаналитика Макс Айтингон отправился в Берхтесгаден и заказал в одном из табачных магазинов около сотни сигар Don Pedros. Однако ввоз их в Австрию для Фрейда был похож на шпионские истории или даже контрабанду.

Фрейд настолько был одержим курением, что даже его коллеги, последователи и ученики отмечали чрезмерное пристрастие психоаналитика к сигарам. «Он курил постоянно, иногда его даже раздражали люди, которые вообще не курили. В результате его трепетного отношения к курению людям, окружавшим его, тоже приходилось так или иначе курить сигары», -напишет о Фрейде его коллега Ганс Сакс.

Более чем полувековое пристрастие Зигмунда Фрейда к сигарам на старости лет оказало пагубное влияние на здоровье основателя психоанализа. Сначала его друг Вильгельм Флисс, который был врачом, диагностировал у Фрейда признаки сердечной недостаточности и порекомендовал ему отказаться от курения.

Тем не менее запретить Фрейду курить его любимые сигары никто не мог, да и сам он считал, что проблемы с сердцем у него не от курения. В своем письме Флиссу психоаналитик напишет: «У меня нет мотивации, чтобы бросать курить. Человек может отказаться от чего-либо лишь в том случае, если будет уверен, что это и есть причина его болезни».

Фрейд продолжал курить, и в 1923 году, когда психоаналитику было 67 лет, у него развился рак ротовой полости, вызванный постоянным курением. Поначалу Фрейд никому не рассказывал о начинающихся проблемах в ротовой полости. Он боялся признать, что рак вызван курением, и не хотел отказываться от убивающей его привычки. Зигмунд Фрейд в итоге обратился к врачам, но было уже слишком поздно — рост раковых клеток остановить не удалось. Мучительно страдая от рака, в 1939 году Фрейд попросит своего друга, Макса Шура, помочь ему сделать эвтаназию. От принятой тройной дозы морфина Зигмунд Фрейд умер в возрасте 83 лет.

За несколько дней до смерти мэтр психоанализа завещал своему брату самое ценное -запас сигар. В письме к нему Фрейд напишет: «Твой семьдесят второй день рождения пришелся на момент нашего расставания. Я надеюсь, что мы прощаемся не навсегда, ведь будущее иногда невозможно предвидеть. Мне хотелось бы передать тебе отменные сигары, которые я хранил несколько лет. Ты можешь еще позволить себе это удовольствие, а я, к сожалению, уже нет».

19 Нояб 2013

Зигмунд Фрейд появился на свет 6 мая 1856 года, и случилось это в небольшом городке в Моравии, входящей на тот момент в Австрию. Образованием сына сначала занималась его мать, но впоследствии заботу об обучении ребенка взял на себя отец, видевший всю важность образования. Зигмунд Фрейд проявил не дюжие способности к обучению и уже в девятилетнем возрасте сдал экзамены на поступление в гимназию, где обычным возрастом для поступления детей считался десятилетний. Зигмунд впитывал знания, как губка и его родители старались поддерживать, как могли, его стремление к учебе, в ущерб себе и даже другим детям в семье, создавая вокруг юного Фрейда благоприятную атмосферу. По окончании гимназии, Фрейд довольно долго мучился с выбором будущей профессии, но все решил случай. Посетив однажды лекцию Гёте, он проникся и сделал свой выбор в пользу медицинского факультета. Окончив университет, Зигмунд Фрейд решил пойти на работу в психиатрическое отделение – так и началась карьера выдающегося человека, основателя психоанализа.

Любимые сигары доктора Зигмунда Фрейда

Слева: фотография для обложки журнала LIFE | Справа: на переднем плане Зигмунд Фрейд, Грэнвилл Холл, Карл Густав Юнг

Мой мальчик, курение – это одно из величайших, и при этом самых дешевых удовольствий в жизни. И если ты решил отказаться от курения, мне тебя искренне жаль. - Такими словами Зигмунд Фрейд высказал свое недоумение в ответ на заявление своего племянника, решившего в этом вопросе не следовать примеру своего дяди. Подобное решение для Фрейда было не то чтобы совсем неприемлемо, но абсолютно нелогично, даже если оно было высказано устами семнадцатилетнего подростка.

И действительно, вряд ли можно вспоминать о Зигмунде Фрейде, отце мирового психоанализа, в отрыве от сигар – страстном увлечении всей его жизни. Значительное количество кадров фотохроники представляют нам доктора Фрейда с сигарой, что не удивительно, ведь курил он много и выкуривал порядка двадцати сигар в день. С дымящейся сигарой в руке он появлялся практически везде: на работе, на отдыхе, на заседаниях и семинарах. Если бы была возможность курить во время непродолжительного сна, наверняка бы и ее Зигмунд Фрейд не упустил.

Все, кто знал Зигмунда Фрейда, описывают его как образ, растворяющийся в тумане сигарного дыма. Кабинет Фрейда был настолько прокурен, что казалось сами стены, книги, предметы интерьера источали аромат сигар. И этот аромат стал неотъемлемой частью его работы – он всегда занимал место позади пациента так, чтоб тот его не видел, и устанавливал контакт при помощи голоса и… сигарного дыма. Сын Зигмунда Фрейда Мартин воспоминал о своих посещениях кабинета отца после того, как тот проводил там совещания:

Помещение было настолько заполнено дымом, что обычный человек вряд ли выжил бы в подобных условиях. Не говоря уже о том, чтоб провести там несколько часов, общаться, работать и не задохнуться при этом.

Но если сначала подобные встречи в кабинете были нерегулярными, то, начиная с 1902 года, доктор Зигмунд Фрейд стал проводить еженедельные заседания с коллегами в своем доме в Вене на Бергассе, 19. Вскоре эти встречи переросли из «Клуба по средам» в заседания Венского общества психоаналитиков. Рабочего кабинета Зигмунда Фрейда уже не хватало для размещения всех членов сообщества и известные и не очень коллеги Фрейда оккупировали весь дом. Трудно сказать, на кого из своих коллег Фрейд и его сигары оказывали непреодолимое влияние, а кто курил «по собственному желанию», но каждый раз перед встречей Марта, супруга Зигмунда Фрейда, перед каждым креслом, расставленным для посетителей за огромным столом, ставила пепельницу и выкладывала сигары. Не смотря на то, что на подобных встречах обсуждались вопросы теории и практики психоанализа, направления его развития, со стороны эти совещания напоминали заседания клуба ценителей сигар, эдакие встречи венских афисионадо. И атмосфера этих встреч была пропитана ароматом кофе и, конечно же, сигар.

Иногда сигара – это больше, чем просто сигара

Для Зигмунда Фрейда сигара была не только частью жизни, но и неотъемлемой частью его работы. В отличие от знаменитого высказывания, приписываемого доктору Фрейду, сигара для него никогда не была просто сигарой. Курение сигар можно считать той звездой, вокруг которой зародилась, сформировалась и вращалась вселенная Зигмунда Фрейда. Если вспомнить высказывания Фрейда о том, что без сигары он не может работать, то можно сказать, что без сигар самого психоанализа, как направления, могло не быть вовсе.

Курить сигары Фрейд начал в возрасте 24 лет следуя примеру своего отца, который был страстным курильщиком сигар и курил до тех пор, пока в возрасте 81 года не был вынужден отказаться от этой привычки. Иаков Фрейд был типичным представителем австрийского среднего класса, трудящимся с утра до ночи, пытаясь удержать на плаву свой небольшой бизнес, выкладываясь на работы изо всех сил, дабы содержать семью. При этом Иаков Фрейд никогда не позволял себе вымещать негативные эмоции, связанные с трудностями на работе, на членах своей семьи. Сигары у Зигмунда Фрейда ассоциировались с мужественностью отца, и в начале курения юный Зигмунд видел сигары, как первый шаг в воспитании характера, тех его черт, которые так нравились Фрейду в отце. Уже в куда более позднем возрасте Фрейд говорил:

Сигара служила мне пятьдесят лет как щит в неблагоприятных ситуациях, и как оружие для достижения разного рода целей в моей жизни. Именно сигарам я обязан значительным расширением рамок моей работоспособности и сохранению самообладания на протяжении всех этих пятидесяти лет. - Зигмунд Фрейд верил, что сигары – это ключ к его личностному существованию и главный катализатор его работы, часто называя их «рабочим инвентарем» или «питательным элементом для работы».

А ведь в потрясающей работоспособности Зигмунда Фрейда вряд ли кто-либо сможет усомниться. Он проводил полный рабочий день в клинике, написал и опубликовал невероятное количество статей. При этом он читал лекции в ряде университетов и выступал в роли главного редактора нескольких изданий, посвященных психоанализу. И это не говоря уже о том, что он постоянно находился в активной переписке с бесчисленным количеством друзей и коллег по работе. Со слов доктора Фрейда, сигары также помогали ему четко придерживаться распорядка дня на протяжении более чем пятидесяти лет. В этом жестком графике было место и для ежедневных посещений табачной лавки, где Зигмунд Фрейд покупал сигары.

В начале ХХ века правительство Австрии довольно жестко контролировало табачную отрасль, и приобретение хороших сигар было делом не из простых. Ассортимент сигар, из которых Зигмунд Фрейд мог тогда выбирать, был весьма ограниченным. В своем дневнике Фрейд писал (а в него он заносил и записи о посещении табакониста), что приобретал в основном сигары, которые называл «Trabucco». Это были сигары небольшого формата, сравнительно мягкие и эти сигары были лучшими из тех, что производила австрийская табачная монополия. Однако Зигмунд Фрейд в своем дневнике также выражал недовольство этими сигарами, говоря о том, что их качество было значительно ниже его любимых сигар Don Pedro и Reina Cubana, которые он приобретал, будучи в отпуске в живописном городке Берхтесгаден в Баварии.

Фрейд также курил голландские сигары Liliputano, которые приобретал во время своих зарубежных визитов. Но когда возраст не позволял ему активно путешествовать, он делал заказы на сигары своим друзьям, отправляющимся в поездки за пределы Австрии. Часто, зная о пристрастии Фрейда, сигары дарили ему друзья. Так, например, один из них при посещении Берхтесгадена заказал несколько сотен любимых сигар Фрейда Don Pedro, благодаря чему его обратное возвращение в Австрию с этими сигарами стало похоже на эпизоды фильма «Семнадцать мгновений весны», когда ему предстояло чуть ли не на лыжах тайными тропами, пролегающими через горы, пересекать границу.

Сигары для Зигмунда Фрейда стали даже неким символом сообщества психоаналитиков. Фрейд пользовался огромным авторитетом в этом сообществе и он часто выражал недовольство, если кто-то рядом не курил. В итоге курение сигар стало своеобразным ритуалом посвящения для новых членов, стремившихся войти в этот «тайный орден». Рано или поздно, курильщиками сигар становились тогда практически все члены Венского сообщества психоаналитиков. Сам же Зигмунд Фрейд ни на минуту не прекращал курить сигары. Этой привычке он не изменил даже по настоятельным рекомендациям врачей, когда незадолго до празднования своего сорокалетия, у Фрейда начались проблемы с сердцем. Болезнь тогда отступила, и Фрейд с улыбкой не раз напоминал всем, как они ошибались, видя причину болезни в курении сигар.

В 1923 году, когда Фрейду было 67 лет, врачи диагностировали ему рак неба. Фрейд серьезно опасался, что в появлении опухоли врачи начнут вновь обвинять его пристрастие к сигарам. Конечно же, он не ошибся, и его коллеги стали рекомендовать ему отказаться от курения. Но, даже полностью отдавая себе отчет о последствиях, Зигмунд Фрейд фактически «забаррикадировался» в своем убеждении и отказывался хоть на сколько-нибудь продолжительное время отказаться от курения сигар.

Фрейд видел в сигарах источник своей работоспособности, его настроение напрямую зависело от сигар, и в отказе от курения он видел отказ от всего, чем была его жизнь. Все важные события, дела, процессы, наполняющие и составляющие его жизнь, так или иначе, были связаны с сигарами. И не просто связаны, а выстраивались на них, используя курение сигар как фундамент для своего существования. Зигмунд Фрейд не мог отказаться от сигар и искренне удивлялся тому, что этого от него требуют окружающие. Но все же периодические попытки бросить курить он предпринимал и высказывался потом об этих непродолжительных периодах, как о самых невыносимых отрезках его жизни.

Еще одна причина, по которой Зигмунд Фрейд не мог отказаться от курения сигар, крылась в том, что он не мог позволить каким-либо факторам влиять на его решения. Он всегда строил свою жизнь так, что был единственным ей хозяином и отказывался принимать тот факт, что что-то вышло из-под его контроля. Курение сигар стало вызовом болезни, реализацией его права не смотря ни на что оставаться свободным при принятии решения.

Слева: фотография в кабинете лондонского дома | Справа: редкая фотография Фрейда с трубкой.

Зигмунд Фрейд курил сигары до самого конца своей жизни, который застал его практически с дымящейся сигарой в руке, когда доктору было 83 года. Это демонстрирует и одна из последних его фотографий, сделанных за год до смерти, на которой Зигмунд Фрейд изображен курящим сигару и работающим над рукописью своей последней книги в кабинете нового лондонского дома, куда он переехал из оккупированной нацистами Австрии. Незадолго до своей смерти Зигмунд Фрейд завещал своему младшему брату, которому тогда исполнялось 72 года, все самое ценное, чем обладал. Среди этих ценностей был и личный запас великолепных сигар. «Я хочу, чтобы ты принял в дар эти отличные сигары, которые накопились у меня за все эти годы. Ты еще можешь насладиться их ароматом. Я уже нет» – писал в своем последнем письме брату Александру выдающийся психоаналитик доктор Зигмунд Фрейд.

Доктор Зигмунд Фрейд был уникальным человеком. Он предпринимал попытки создания теории человеческих зависимостей, но при этом демонстрировал собой яркий пример обладания одной из таких зависимостей. Он любил сигары и наслаждался их курением. Для него сигара всегда была больше, чем просто сигара, и он заставил весь мир принять тот факт, что это действительно так. А хорошая сигара, помимо заложенных в ней символов, – это еще и немалое удовольствие.