Как довести человека до психушки незаконными методами. «Лучше оказаться в психушке раньше, чем позже»: Как лечат от депрессии. Как-то мне сказали, что большинство санитарок - бывшие пациентки, которые слишком засиделись в больнице. Видать, чтобы не выгнал
Детский отдых можно скрасить различными занятиями, чтением книг, прогулками, рукоделием
Довести до сумасшествия
Страшное и глупое слово - "психушка". Признаться, что попадал в психиатрическую лечебницу, так же неловко, как и в венерологический диспансер. Но разве болезнь нервной системы - это что-то постыдное? Да, потому что с психиатрическими болезнями связано великое множество глупых мифов и анекдотов. Обитатель психушки ведет себя странно, неадекватно. Он "псих", "дурак", "сумасшедший". А ведь эта болезнь - трагедия, причиной которой часто становятся родители.
Мне довелось быть пациентом в "психушке", но я совсем этого не стыжусь. Потому что попал туда с диагнозом "невроз утомления", то есть я перенапряг нервную систему настолько, что надо было лечить ее. Но еще и потому, что это - одно из самых острых впечатлений в моей жизни, потому что пребывание в палате с зарешеченными окнами стало одним из самых сильных моих жизненных уроков. Я узнал о "другой" жизни столько, сколько не смог бы более нигде. Например, понял, что "психушка" - прибежище не только алкоголиков, извращенцев и наркоманов.
Психиатрическую лечебницу называют домом скорби - удивительно точное определение. Многих из своих несчастных соседей я помню до сих пор. Расскажу только об одном.
Костя был вундеркиндом, причем единственным в семье ребенком. И мать, и отец души в нем не чаяли, тем более что у мальчика оказался абсолютный слух и вообще прекрасные способности. Он все схватывал на лету, много и разнообразно читал, и заставлять его учиться не приходилось. Отец его был учителем музыкальной школы, так что будущее пятилетнего Кости, можно сказать, не имело вариантов. Кроме обычной школы, малыш учился в музыкальной сразу по двум специальностям - скрипка и фортепьяно. В семь лет у малыша рабочий день длился по 12 часов, и у него не было времени даже для ночного сна.
Во втором классе он стал вялым, безразличным, стал хуже учиться, но отец видел сына будущим Паганини и считал, что сына разъедает "просто лень". Однажды в наказание отец запер мальчика в ванной, и тот потерял сознание. Врачи прописали ребенку полный покой.
Почти два месяца восьмилетний мальчик мог только лежать на диване и играть. Играл он так: лаял, подражая щенку. Когда малыш оправился, мать убедила отца освободить сына хотя бы от скрипки: при виде инструмента Костя начинал плакать. Отец согласился, но запретил сыну заниматься чем-либо, кроме музыки. За пианино мальчика отец усаживал силой. Кончилось дело тем, что несмотря ни на что Костя отказался продолжать занятия музыкой наотрез.
Впрочем, не кончилось. В 17 лет Костю направили на экспертизу к психиатрам: он давно уже состоял на учете в милиции, попадая в разные неприятные истории в компании ребят, бывших много моложе него. Специалисты сделали вывод: мальчик был лишен детства, отец так подавлял инициативу и самостоятельность мальчика, что тот, наверстывая упущенное, стал совершенно безвольным. И оттого покорялся даже младшим товарищам, с легкостью попадал под дурное влияние тех, с кем играл. Реакции у юноши были замедленны, воли никакой. Типичный, по выражение сверстников, "тормоз". С помощью сложного комплекса упражнений Костю долго "восстанавливали", потом отправили в санаторий. Больше о нем ничего не знаю.
Этот случай - крайний, можно сказать, клинический. Но в нем, как во всякой крайности, многие смогут отыскать знакомые черты собственного поведения. Случаев наверняка не столь острых, но оттого не менее для ребенка болезненных.
URL ресурса: http://www.semya.ru.ru
Госпитализация в психиатрическую клинику и ее условия различаются в зависимости от того, идет ли речь об острой или хронической стадии заболевания.
Острая и хроническая стадии
Хроническая стадия длится неделями и месяцами. Это может быть слабоумие, хроническое бредовое расстройство, депрессия. Если больной не предпринимает никаких действий, которые были бы опасны для него самого или для окружающих, вопрос о госпитализации ставят только по социальным показаниям: человек беспомощен, у него нет близких, которые могли бы о нем позаботиться.
Главное, что необходимо для госпитализации в этом случае – направление от врача- . Никакой другой врач такого направления дать не может.
При наличии острой стадии госпитализировать можно и . Родственники больного могут вызвать «скорую помощь» или привезти человека в клинику самостоятельно. Это должна быть клиника, к которой человек относится по месту , указанному в паспорте, и паспорт больного необходимо предъявить.
Госпитализация добровольная и принудительная
Вопреки распространенному заблуждению, психически больные люди не всегда противятся госпитализации. Даже если человек неадекватно воспринимает реальность, он может признавать, что ему . Правда такой больной не признает, что плохо ему из-за болезни – все дело в преследующих его спецслужбах, космических лучах и т.п. – но согласиться на госпитализацию он может. «Я устал от всего этого», – обычно говорят пациенты. Психиатрам известны случаи, когда пациенты при обострениях сами обращались с просьбой госпитализировать их. Эти люди помнили, что во время предыдущего обострения им стало легче после курса лечения в больнице.
В любом случае, даже если больного привезла в клинику бригада «скорой помощи», врачи обязаны выяснить, согласен он на госпитализацию или нет. Если пациент согласия не дает, при определенных обстоятельствах его могут госпитализировать принудительно.
Госпитализация без согласия больного возможна, если поведение его непосредственно представляет опасность для него самого или для окружающих. Симптомы острого расстройства должны быть выявлены врачом приемного отделения при осмотре. Если на момент осмотра подобных симптомов не выявлено, то для принудительного помещения человека в клинику потребуется его психиатрическое освидетельствование и решение суда.
Поводом для отказа в госпитализации является наличие у пациента соматического заболевания или травмы: воспаление легких, расстройство пищеварения, перелом и т.д.
По сути существуют два критерия психического нездоровья - отсутствие социальной адаптации (т.е. человек не может устроить свою жизнь в обществе на среднем уровне) и наличие продуктивной симптоматики (бред, галлюцинации, иные очевидно "ненормальные" симптомы). Но даже если оба критерия соблюдены, это еще не повод для недобровольной госпитализации. Единственный предусмотренный законодательством повод - если человек представляет опасность для себя и окружающих. Признаками такого состояния считаются, в частности, попытки суицида, проявление агрессии и слуховые галлюцинации императивного характера ("голоса приказывают что-то сделать"). В очень невыгодном положении находятся несовершеннолетние: при желании родители, опекуны или сотрудники детдома всегда могут представить ситуацию так, будто бы госпитализация необходима. При этом именно родители, опекуны и воспитатели, а не сам ребенок, дают согласие на госпитализацию. А самое неприятное - в том, что ожидать адекватного лечения в отечественных больницах практически никогда не приходится. Никто не будет вслушиваться в ваши жалобы и с мудрым видом расспрашивать о снах и о детских травмах. Вам просто сунут нейролептики по общей разнарядке, чтоб не беспокоили медицинский персонал. Поэтому лежать там не имеет смысла, даже если у вас действительно есть проблемы. Хотя, как вариант, можно всеми силами избегать приема лекарств (с колесами это легко, с уколами сложнее) и тратить время на всякие полезные вещи вроде чтения умных книжек. Через несколько недель, может быть - месяцев примерного поведения вас наверняка выпишут, больница не резиновая. А если устали ждать - можно сбежать. Для этого попросите друга принести вам "волшебные шлепанцы", в подошвах которых будут спрятаны деньги и универсальный ключ, как в поездах (в психушках такие же двери). К ближайшей станции метро идти не надо, там вас наверняка будут ждать. Уходите как можно дальше пешком, потом садитесь на транспорт и уезжайте - ни в коем случае не домой и не к людям, известным вашим родителям или кто там вас упрятал. Нужно надежное место, где вас не станут искать. Там надо отсидеться две недели - а далее можно смело выходить из подполья. После этого срока беглеца перестают искать, и речь уже может идти не о "возврате в больницу", а лишь о "повторной госпитализации" (добиться которой будет не так-то легко). Конечно, это не касается закрытых учреждений тюремного типа, куда направляют по решению суда после совершенного преступления. Побег оттуда по своей сложности и последствиям примерно равен побегу из колонии.
А как же негативная симптоматика? Не придумывайте, пожалуйста. Нет никаких двух критериев психического расстройства: есть МКБ-10 (или DSM-4, если хотите), где чётко прописана симптоматика каждого заболевания и длительность присутствия каждого из симптомов. И только если совпадают симптомы и время их наблюдения, тогдашний выставляется диагноз
Она призналась на камеру: «Думаете, просто здорового человека положить в больницу? Это непросто», - рассказывает Сергей Жорин, адвокат Анны Павленковой, которую мама насильно положила в психиатрическую больницу.
Анна Павленкова и ее молодой человек Антон Бутырин - герои любовно-психиатрической драмы, за которой наблюдала вся страна. 12 февраля СМИ сообщили: на московскую психбольницу № 6 совершено нападение. Нападавшие выкрали пациентку Анну Павленкову, стреляли в охранников и распыляли слезоточивый газ.
Вскоре выяснилось: невесту выкрал Антон Бутырин с друзьями. Нападавших объявили в розыск, но через два дня они сами явились в полицию и рассказали, что девушку в больницу насильно отправила мать. Да и нападения вроде бы никакого не было.
В часы приема все было попросту открыто. У КПП есть две двери и вертушка-турникет. Там все опущено, открыто, а охрана не интересуется, кто к кому пришел. Мы просто убежали беспрепятственно, - излагает Антон «РР» свою версию событий. В итоге дело закрыли, а адвокат парня и девушки готовит другой иск - о незаконном помещении в психиатрическую больницу.
Вот только доказать его незаконность будет очень трудно.
Сама Анна рассказывает:
Я жила семь лет с человеком, которого очень любила моя семья. Но я не любила его, и мы разошлись. Моей семье это не понравилось. И мой новый избранник - любой - был им заведомо неприятен. Мать меня много раз убеждала, что это не любовь, что любить этого человека не за что. Она постоянно на него набрасывалась, доводила меня просто до истерики.
У матери и врачей свой аргумент: Анна подписала добровольное согласие на лечение, в больнице ее никто не держал, она могла в любой момент выйти.
Они мне сказали: вас все равно положат. Все равно будет суд, и вас все равно положат. Надо мной стояли два санитара. Я испугалась и подписала согласие на добровольное лечение, - рассказывает девушка. Обратиться с просьбой о выписке ей тоже, по ее словам, не давали.
Добровольно-принудительно
Добровольное согласие, так или иначе подписанное человеком, далеко не единственный инструмент для удержания в психиатрической больнице.
Мы сидим в кабинете председателя Ассоциации адвокатов России за права человека Евгения Архипова. К нему часто обращаются с просьбой помочь в решении проблем с незаконным помещением людей в психиатрические больницы. Я вслух читаю закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании».
Порядок госпитализации де-юре такой. Человек может написать добровольное согласие на лечение. А если передумает - написать заявление о выписке, и его должны выпустить. С принудительной госпитализацией все сложнее. Тут необходимо одно из двух оснований: первое - человек представляет непосредственную опасность для себя или окружающих; второе - он недееспособен и может серьезно пострадать без психиатрической помощи. В этом случае врач имеет право его госпитализировать без его согласия. Затем у него есть 48 часов на медицинское освидетельствование, которое должно показать, подтвердился диагноз или нет. Если подтвердился и человека нужно оставить в больнице, у врача есть еще 24 часа на то, чтобы отправить документы в суд. На их основании судья в пятидневный срок должен принять решение.
Вроде все законно и логично, - говорит Евгений Архипов. - Но на практике все это может обернуться кошмаром. Начнем с вызова врача. Родственники могут подать заявление о вашей госпитализации. И врач им, скорее всего, поверит.
На каком основании?
Приезжает бригада, видит, что человек неадекватен. Формально бригада врачей должна удостовериться, адекватен человек или нет. Но понятно, что в случае коррупции все может обойтись одним заявлением.
Психиатр ради детей
«Утром в день госпитализации пришла в ресторан “Арагви” к знакомому - директору ресторана. С его слов, вела себя “крайне возбужденно и нелепо”: била посуду в зале, кричала, то смеялась, то плакала, набрасывалась на посетителей, забилась в угол зала, схватила нож, угрожала директору» - этот акт психиатрического освидетельствования Анны Астаниной был составлен 4 декабря 2008 года врачами психиатрической больницы № 6 Санкт-Петербурга.
Заявление, составленное со слов окружающих, вроде бы недвусмысленно показывает: человек явно опасен. Но через две недели Анну отпустили, так и не указав в выписке ни диагноза, ни причины столь странного поведения. А на вопросы близких врачи ответили просто: «Астанина больше не нуждается в лечении».
А вы не допускаете, что здесь была какая-то заинтересованность самого директора ресторана? - спрашиваю я Анну.
Может быть. Только на следующее утро после госпитализации в суд пришел мой бывший муж с няней и дал показания, что я болею уже восемь лет. А моим друзьям и родственникам, которые меня в ужасе разыскивали, ничего не сказал, где я и что, - отвечает она.
По словам Анны, она тогда «делила» детей с бывшим супругом, крупным банкиром, на тот момент заместителем правления Внешторгбанка. У них в семье двое детей - сын Федор (тогда ему было 11 лет) и дочь Мария (4 года).
Эта история тоже прогремела на всю страну, но поскольку противоположная сторона от комментариев уклоняется, трудно судить, кто в ней пострадавший. В 2006 году супруги разошлись. Сын остался с отцом, дочь - с матерью.
Бывшие друзья семьи рассказывали, что муж Анны, Вадим Левин, сразу после развода заявил: детей он заберет, а с женой общаться не в силах, так как перенес тяжелую операцию и это общение повредит его здоровью. Посредником между экс-супругами стал Шота Ботерашвили, учредитель компании «ВТБ-Девелопмент» и бывший директор ресторана «Арагви» - с тех пор он побывал в розыскных списках Интерпола и стать фигурантом одного из расследований Алексея Навального.
4 декабря 2008 года - в тот день, когда был составлен акт психиатрического освидетельствования, - Шота должен был передать Астаниной некую сумму денег на содержание Маши. Анна приехала за ними из Москвы в Питер.
Ресторан был закрыт. Сотрудники на меня напали, насильно поили водкой, загрузили в «скорую» и отправили в больницу. Причем в сопроводительной документации указано, что у меня были синяки на шее, на руках. Но это никого не интересовало категорически, - рассказывает она.
В начале 2009 года, сразу же после истории с больницей, Вадим Левин подал в суд исковое заявление об определении места жительства для детей с ним. Основной аргумент: «Мы ей не даем сейчас видеться с детьми, потому что она неадекватна».
Суд тогда постановил: дети остаются с отцом, а мать может их видеть раз в две недели в выходные дни и месяц летом во время отпуска. Сейчас Вадим Левин живет в Лондоне, и это осложняет для матери встречи с детьми.
Это решение никак не выполнить, мы даже в службу судебных приставов обращались. Я в итоге вижу детей примерно раз в полгода всего по несколько часов, когда удается договориться. Летом они всегда в разъездах, то во Франции, то в Швейцарии, - говорит Анна все жестче и обиженнее.
Практические ограничения
По идее заслоном для коррупции при госпитализации должна служить судебно-психиатрическая комиссия, которая собирается по каждому конкретному случаю.
А из кого она состоит? - спрашиваю я Евгения Архипова.
Все зависит от региона. Как правило, она формируется при психиатрических диспансерах. Бывает, что в ее состав включают врачей из нескольких диспансеров и больниц.
В случае с Анной Астаниной судебно-психиатрических экспертов заслушали в суде уже на следующий день. Вызвали и Вадима Левина. В своем единственном интервью он рассказывал: «Меня вызвали как бывшего мужа, чтобы задать некоторые вопросы. Но никаких выводов я не делал. Решение выносит медицинская комиссия. Я высказал конкретное мнение о ее поведении, как мне известно, человека, не находящегося в здравом рассудке».
Когда суд решает, госпитализировать человека или нет, сторона защиты вроде бы имеет право предоставить результаты независимой экспертизы, но для этого пациента надо везти к экспертам. Вот только в законе не указано, как человека, уже находящегося в психбольнице, можно оттуда забрать для комплексного обследования в другом учреждении. Поэтому доказать что-то на первом судебном заседании почти невозможно. Разбирательства тянутся годами, и незаконность госпитализации бывает установлена только в исключительных случаях. Астаниной удалось пройти независимую экспертизу в Центре социальной и судебной психиатрии имени Сербского и в НИИ психиатрии Росздрава лишь после того, как ее уже отпустили. Но и это не помогло: результаты экспертизы суд к делу приобщил, но поверил все же врачам из психбольницы.
По словам Евгения Архипова, договориться с судебно-психиатрической комиссией о нужном заключении проще простого.
Люди, которые заняты в сфере психиатрии, часто имеют частную практику. А частная практика сопряжена с определенными финансовыми вливаниями. Ты знаешь, кто входит в комиссию, записываешься якобы на прием к одному из ее членов и вносишь деньги, - рассказывает он о самом популярном механизме.
Стоит это совсем недорого. Вбиваю в интернет-поисковике запрос «как положить человека в психушку». Вылезает куча ссылок на форумы с обсуждением этой темы.
Очень часто люди действительно волнуются за здоровье своих близких. Чуть реже напрямую пишут: «Достала соседка-готичка, читает проклятия из Каббалы своей». Или: «Помогите бабушку положить в больницу. Сил уже нет». Ответы соответствующие: «Ты соображаешь, что творишь?» Тут же обсуждение, что законно человека насильно не положишь. А незаконно - цены разные: кто называет 20 000 рублей, кто - 500 баксов, кто - 900 евро. Во столько же, судя по записям на форуме, обходится и «обслуживание пациента». За эти деньги его гарантированно не будут мучить, бить и даже обижать.
Цифры говорят
По данным Всемирной организации здравоохранения, в России психическими расстройствами страдают до 15 млн человек. Самая распространенная болезнь - депрессия. На учете стоят 1,5 млн человек, еще 2 млн формально здоровы, но вынуждены обращаться за консультациями. Сколько случаев незаконного помещения людей в психиатрические больницы, не знает никто. Ассоциация адвокатов за права человека считает, что на бытовые разборки приходится до 20–25% случаев незаконной госпитализации.
Вот еще несколько эпизодов из адвокатской практики. 50-летнюю Лидию Балакиреву трижды помещали в психиатрическую больницу, а ее дочь после этого поселилась в ее квартире в центре Москвы. Мужчина отправил в психбольницу собственную дочь, чтобы отомстить экс-жене. В Петербурге дочь вызвала психиатров к своей престарелой матери Зое Орловой, узнав о том, что та хочет продать свою половину квартиры.
Таких сообщений действительно не так много - по сравнению с новостями о случаях, когда психиатры были не инструментом разборок, а их участниками: в составе банд, промышляющих отъемом квартир. Но такие мошенники регулярно попадают на скамью подсудимых, а вот те, кто лишь «помогает» родственникам, - ни разу. По крайней мере за последние десять лет.
Закон ребром
Сегодня, при действующем законе о психиатрической помощи, две судьи вместе с секретарями и районным психиатром организовали отъем квартир и теперь коротают время на зоне, - говорит Михаил Виноградов, психиатр-криминалист, доктор медицинских наук, экс-руководитель Центра специальных исследований МВД РФ. - Им наличие этого закона никак не помешало.
Михаил выступает за возврат к советскому способу регулирования отношений между здоровыми и душевнобольными. Ключевое предложение - вообще изъять из судебного рассмотрения подобные дела:
Суды уже захлебываются. У нас в Москве 17 психиатрических больниц. Среднее наполнение - от четырех до шести тысяч человек. Не надо себя обманывать: провести серьезное разбирательство по каждому случаю - это все равно нереально.
По мнению Виноградова, для решения нужно человека госпитализировать или собрать консилиум врачей. Я с ним спорю: сейчас врачи тоже могут прийти в суд и сказать, что человек опасен.
А вы докажите судье, что этот человек может кого-то убить. Он ведь может и не убить, - настаивает Михаил.
Понятно, что оставлять настоящих больных на воле для общества опасно. С этим согласен и Евгений Архипов. Адвокат рассказывает, что к нему периодически обращаются явно душевнобольные люди:
Приходила к нам женщина, работает в полиции. Сказала: «Я подвергаюсь преследованиям своего руководства». Проходит 15 минут, она возвращается и требует, чтобы мы вырвали лист с регистрацией ее данных. Потом инсценирует, что звонит своим друзьям из полиции, которые якобы сейчас придут к нам и всю мебель переломают. В чем дело? Стали узнавать: оказалось, у нее ребенок заболел, и ей показалось, что в этом виновато начальство. И таких людей много.
А по мнению Архипова, нужно пересмотреть список заболеваний и переосмыслить, по какому диагнозу человека нужно госпитализировать, а по какому - нет. Ввести уполномоченного по правам психбольных, который имел бы допуск к медицинской тайне и мог бы проходить во все больницы. Поменять кадры. Целиком и полностью. Как реформировали полицию в Грузии - с нуля и заново.
Я уже не хочу спорить. Кажется, именно это состояние и называется душевным здоровьем.
Прихожане защитили
В семейные разборки с привлечением психиатра может быть втянут самый обычный человек, у которого полным-полно друзей и знакомых. Именно они чаще всего и становятся своеобразными омбудсменами незаконно госпитализированного человека. Защитником Анны Павленковой стал ее жених, Анны Астаниной - родная сестра, Инна из Подмосковья в борьбе за дочь подняла на ноги прокуратуру и органы опеки. Одиноким людям, которые столкнулись с родственниками-недоброжелателями, конечно, сложнее. Лидию Балакиреву из психушки вызволили волонтеры, чудом ее заметившие. А Зою Орлову - настоятель петербургского храма святителя Николая Чудотворца, в который она ходит молиться.
За плечами отца Александра служба в храме при СИЗО «Кресты». Впрочем, по нему не скажешь, что он много лет провел «в заточении». Он много улыбается, часто шутит. Историю Зои Орловой рассказывает, скорее, как поучительную притчу. 50-летняя дочь и 80-летняя мать. Живут в вечных конфликтах. Мать решила разъехаться, продав свою половину квартиры. Дочь исколола дверь ножом, вызвала психиатров, сказала, что это мать хочет ее убить, и мать забрали.
Прихожане храма узнали об этом, сказали отцу Александру. И тот возглавил борьбу за прихожанку: ходили все вместе в суды, писали заявления, навещали в больнице. Через три месяца Зою Орлову отпустили, но ни один из судов не доказал виновности врачей в незаконной госпитализации.
Главное, ее в овощ не превратили, - резюмирует священник. Сейчас Зоя Орлова по-прежнему живет с дочкой. У них одна квартира, но раздельное хозяйство, они не общаются. Сама Зоя Ивановна съезжать уже не хочет: куда ей в ее возрасте.
А дочери ничто не мешает снова исколоть дверь ножом и вызвать санитаров. И придется отцу Александру снова брать на себя роль омбудсмена. Пока даже у него единственный метод защиты - публичность.
ольга лукинская
Мы стали больше говорить о заболеваниях и особенностях психики , не в последнюю очередь благодаря соцсетям - всё-таки о депрессии или тревожности виртуальной аудитории часто проще. Правда, идея о пребывании в психиатрической больнице всё ещё связана со множеством страхов и предрассудков - тем важнее поднимать и эту тему и рассказывать об опыте такого лечения. В издательстве АСТ выходит книга «Психические расстройства и головы, которые в них обитают» Ксении Иваненко, автора телеграм-канала о психических заболеваниях и собственном опыте лечения. Мы публикуем отрывок из неё.
. . .
Нигде я не встречала такой толерантности и взаимовыручки, как в психиатрической больнице. Как часто вы видите, как татуированная 16-летняя атеистка и 40-летняя бывшая послушница с интересом обсуждают висящую на стене картину? А как пожилая женщина из Татарстана помогает молодой девушке засунуть плед в пододеяльник? Общий быт сближает людей, стирая различия и уравнивая всех. По утрам Мадина делает намаз, зовёт Кристину на завтрак, они обе молятся перед едой своим богам и делят трапезу. Рядом с ними вегетарианка Лиза отдаёт свою котлету Маше. 14-летняя Аня сидит за столиком у окна и делит на всех шоколадку, которую ей вчера привезла мама. 55-летняя Вера Михайловна с благодарностью принимает сладость - к ней давно уже никто не заезжал.
Никому особо нет дела до того, веришь ты в бога или нет. Твои музыкальные вкусы могут стать причиной оживлённой беседы, но не порицания. Никто не отличает друг друга по цвету кожи и не осуждает, если ты бывший наркоман или нынешний трансгендер. Все хотят избавиться от боли. Поэтому тут все стараются поддержать друг друга и не потерять чувство юмора.
Когда ты оказываешься в психушке, твой возраст перестаёт играть какую-либо роль.
Двадцатилетний и сорокалетний тут же переходят на «ты». Прислушиваются не к старшим, а к более адекватным. Если 45-летняя женщина, забывшись, пытается покурить в неположенном месте, то её спокойно одёргивает мрачного вида подросток, и та слушается. Тут взрослые снова становятся маленькими, под гнётом болезни теряя своё влияние, которое накапливалось годами. А на плечи молодых зачастую ложится новая, взрослая ответственность.
Ни в одном месте я не видела такой взаимовыручки, как в психушках. Никогда не встречалась с таким состраданием и тактичностью
Звучит странно, но я бы практически каждому человеку посоветовала лечь в психиатрическую клинику хотя бы на десять дней. Без лекарств и процедур, просто окунуться в эту атмосферу. Не для того, чтобы насмотреться ужасов, а чтобы научиться терпению и пониманию.
Ни в одном месте я не видела такой взаимовыручки, как в психушках. Никогда не встречалась с таким состраданием и тактичностью. Тут нет счастливых людей, у каждого за плечами вагончики боли и тревоги. С каждым человеком беседу нужно начинать очень аккуратно и по-доброму, чтобы ненароком не сковырнуть ранку размером с бегемота. Одну изнасиловали, другую избивали, третья не может перестать себя резать, четвёртую лишили девственности в дошкольном возрасте.
Здесь все относятся друг к другу с деликатной снисходительностью. Многие пациенты не могут адекватно разговаривать, их речь невнятна и на первый взгляд лишена смысла. Каждый тут со своей армией тараканов в голове и легионом скелетов в шкафу. Таких людей тут никто не стебёт, не упрекает, а наоборот, каждый старается разговорить и помочь - потому что каждый тут и сам «такой» человек.
Каждому из нас тут нужна поддержка, все входят в положение другого, делятся сигаретами и угощают сладостями. Если человеку хочется поговорить, ему не откажут, если вдруг стало тревожно, не будут доставать, а поймут и оставят в одиночестве, если именно этого ему не хватает.
Но психушка - это не волшебное место, где все люди вдруг становятся вежливыми и добродушными.
Лучше оказаться в психушке раньше, чем позже. Не стоит доводить до крайностей и попадать в ситуации, когда психушка сама выезжает за тобой
Первые дни пациенты ходят по больнице совершенно потерянные, и как приятно наблюдать, когда даже взрослые люди по прошествии какого-то времени находят себе компанию. Я плотно подружилась с несколькими девочками из отделения, и мы поддерживаем связь даже после выписки.
В основном беседы велись в курилке, где мы на корточках, обступив ведро для окурков, проводили по многу часов в день. Когда мы узнали друг друга получше, две девочки попросили перевести их в одну палату люкс, рассчитанную на двоих человек. В их палате был отдельный телевизор, мы часто собирались там всей компанией, смотрели канал 2х2, делились историями, играли в настольные игры или шарады.
. . .
Почти все девочки, с которыми я успела пообщаться в больнице, как и я, имели опыт неоднократного пребывания в разнообразных психиатрических клиниках. Мы дружно сошлись во мнении, что больницы, в которые ты приходишь самостоятельно, разительно отличаются от тех мест, куда тебя привозят насильно после попыток самоубийства или причинения себе увечий. Этот грустный опыт позволил нам вынести один очень важный урок: лучше оказаться в психушке раньше, чем позже. Не стоит доводить до крайностей и попадать в ситуации, когда психушка сама выезжает за тобой. Решившись на самоубийство и осознав, что тебе уже нечего терять, <...> можно попробовать лечь в больницу. Ведь вряд ли будет хуже? Тем более лечебное заведение можно выбрать самостоятельно, ознакомившись с рекомендациями и отзывами, а вот если уж тебя привезли в больницу насильно, то тут выбирать не приходится. Скорее всего, тебя запрут в психосоматическом отделении обычной больницы, где у врачей, к сожалению, обычно не стоит цели избавить тебя от психического расстройства или как-то нормализовать твоё психическое состояние. Больше всего пребывание в подобных местах напоминает передержку, и после такого опыта может сложиться неверное представление о психиатрии.
Российская психиатрия ещё только отходит от советских времён, и до сих пор велика вероятность столкнуться с непрофессионализмом врачей и непригодностью лечебных заведений. Именно поэтому стоит особенно тщательно подходить к выбору больницы. С каждым годом число добросовестных квалифицированных специалистов растёт и ситуация с получением своевременной качественной психиатрической помощи улучшается. Столкнувшись с неадекватным доктором, не стоит судить по нему о состоянии всей науки в стране. Если тебе не нравится специалист или условия стационара - меняй их, альтернатива есть. Не стоит бояться лечения, психиатров и психушек. Существуют места, где тебе могут помочь.
. . .
В целом же досуг в психушке смахивает на прохождение увлекательного квеста. Сначала тебе нужно подчиниться абсурдным правилам (типа принудительного отбоя, вытаскивания шнурков и сдачи всех средств связи), затем ты запоминаешь, кто тут злодей, а кому надо улыбаться. У тебя даже есть цель: перейти из острой палаты в обычную, а потом и люкс. Делается это поэтапно: из острой палаты #1 тебя, спустя неделю, могут (а могут и не) перевести в #2, оттуда - в #3. Но только если хорошо себя ведёшь, ешь всю кашу и не кричишь по ночам от галлюцинаций. Иначе проходить тебе этот уровень заново. При переходе на очередной уровень тебе открываются новые возможности: круглосуточный телефон, прогулки, арт-терапии, занятия лечебной физкультурой и т. д. Всего уровней шесть, и конечный босс - в палате люкс.
Я пока в первой.
В строгой палате живёшь от конца тихого часа до отбоя. Именно на это время выпускают из камеры (или каюты, как в шутку мы называли палаты) и дают пользоваться телефоном. Wi-Fi был, пароля от него не было. Психушка полнилась своими абсурдными правилами, которые в основном исходили от санитарок. Как-то мне сказали, что большинство санитарок - бывшие пациентки, которые слишком засиделись в больнице. Видать, чтобы не выгнали, они мимикрировали, ну или эволюционировали в персонал. Но именно они, а не врачи, полностью контролировали пациентов, именно они проверяли наши тумбочки, пока нас нет, они воровали наши спрятанные конфеты и дорогие средства личной гигиены, они были с нами сутки напролёт и следили, чтобы мы не выходили за установленные ими невидимые рамки. А ещё они повелевают временем.
Как-то мне сказали, что большинство санитарок - бывшие пациентки, которые слишком засиделись в больнице. Видать, чтобы не выгнали, они мимикрировали
На деле тихий час длился с 13:30 до 16:10 ежедневно. На это время всю палату закрывают на ключ без единой возможности выйти. Догадаться, что тихий час близится к концу, возможно лишь по сгущающимся сумеркам за окном и по биологическим часам, ибо все другие отобрали, а телефоны ещё не выдали.
Настоящим сигналом к бодрствованию служит включение света в коридоре, но произойти это может и в 16:15 вместо 16:00 - тут уж как захочется санитарке. Заветный выключатель отполированным пластиком сияет над их столом. Нам всегда казалось, что санитарки испытывали своего рода кайф от украденного у нас времени. После того, как врубят свет, мы всё ещё ждём. Ждём, когда нас, наконец, откроют, и смотрим в стекло двери. Со светом наступают шаркающие психи, они меряют коридор шагами и заглядывают в нашу закрытую палату. Ведь так интересно, как мы тут, самые острые, самые тяжёлые больные. Вдруг разгрызаем себе вены и пишем прекрасные стихи кровью на стенах.
Как-то раз нас долго не открывали: больные за дверью успели десяток раз прочесать коридор, и мы прилипли к двери, готовые в любую секунду сорваться
и выпрыгнуть в условную свободу. Ведь с этажа всё равно нельзя выходить. Куда выйти из своей палаты - тоже непонятно. Идти некуда. Но мы всё равно вываливаемся из комнаты, делаем пару шагов по коридору, изредка даже доходим до зоны отдыха с телевизором. И неизбежно возвращаемся обратно и ложимся. Но всё равно эти часы открытых дверей очень важны - необходимо знать, что у тебя есть свои права. Даже когда их, по сути, и нет. Как и паспорта, который предусмотрительно отобрали, видимо, чтобы пациенту было сложнее сбежать.